Православное заволжье

Официальный сайт Покровской епархии

Русская Православная Церковь Московского Патриархата

Айда вместе с нами!

Мой собеседник оказался неискушенным в области обид на Церковь и людей Церкви, хотя и пришел в нее юношей, то есть в возрасте максималистском. Казалось бы, о чем тут говорить?! Сытый голодного, как известно… Однако в этом нашем разговоре обнаруживается ключ не только к исцелению, но и к профилактике боли от нанесенных обид. Епископ Покровский и Николаевский Пахомий — о том, как научиться радоваться затрещинам от суровых церковных бабушек; отчего в Церкви все так неудобно, что так и хочется на нее обидеться; почему Церковь мало помогает нуждающимся и не обличает власть; как справиться с болью от обиды, а главное — зачем; и, наконец, когда же Церковь начнет исправляться?

— Владыка, прежде чем перейти к разговору по нашей теме непосредственно, хочу Вас спросить: каким был Ваш приход в Церковь, что запомнилось больше всего из этого периода?

— Когда мне задают этот вопрос, я всегда немножко теряюсь, потому что очень сложно описать свои чувства, связанные с приходом в храм. Представьте себе юношу, который вошел в храм и не просто увидел что-то интересное, что-то великое, глубокое, красивое, а обрел то, что полностью перевернуло его жизнь, его представление о существовании человека, о цели человеческой жизни. В Церкви я увидел совершенно иную реальность и нечто такое, ради чего действительно стоит жить. Прошли годы, и сейчас, будучи уже архиереем, когда стою у Престола, иногда мысленно переношусь обратно в притвор, на паперть и вспоминаю юношу, который зашел в храм: как он это чувствовал, как он на это смотрел. И стараюсь то чувство первое не забывать.

Мы выросли в среде, где о Церкви, о Боге мало знали. И конечно, были некоторые сложности. Это сегодня — открыл Интернет, купил книгу, и никаких вопросов у тебя нет. А тогда в лучшем случае можно было найти какое-то репринтное издание молитвослова, Евангелия. Я помню, первый мой молитвослов мне бабушки в храме Пимена Великого на Новослободской, куда я начинал ходить, достали буквально из-под полы. А еще до воцерковления отец мне подарил Закон Божий — тоже репринтное издание Джорданвилльского монастыря. Каким-то образом эта книга к нему попала, а он, зная, что я интересуюсь, мне ее отдал. И это была, как сейчас молодежь говорит, просто бомба: Ветхий, Новый Завет, правила поведения в храме, основные богослужения, основные молитвы. Вот для меня эта книга стала первым открытием. Настольная книга моя была. Воцерковлялся я достаточно долго, но в какой-то момент четко для себя понял, что без Церкви точно не могу.

— А что в этот период или, может быть, позже Вас ранило?

— Не знаю, я никогда не ощущал никакой обиды на Церковь, мне даже мысль такая в голову не могла прийти. Безусловно, были какие-то неприятные моменты, ведь в храм тогда в основном ходили пожилые, и это были люди порой очень суровой жизни, они за словом в карман не лезли — и бывало немножко не по себе. Но в целом я находил в этом положительную сторону, ведь понимал, что многих вещей не знаю, что я — новый здесь человек. И если кто-то мне говорил: «Туда не ходи, сюда ходи», я только радовался: Господи, как же хорошо, спасибо за подсказку! Может быть, у меня такое было устроение? Но я не обижался.

— Просто зачастую человек в храме приходит в состояние некоего умиления, в такие моменты обнажаются его болевые точки, он становится уязвимым, и любое неосторожное слово, взгляд могут сильно ранить…

— Мне кажется, что, какие бы эмоции нас в храме ни захлестнули, чувство меры, чувство реальности терять не стоит. Но Вы абсолютно правы: часто люди сталкиваются с такими трудностями именно тогда, когда они полностью обнажают свое сердце, свою душу. И сталкиваются они не с чьим-то намерением обидеть, а просто с обыденностью. Церковь состоит из самых обычных людей с немощами, страстями. Что-то болит, какие-то переживания, да просто вот не выспался человек и сказал неосторожное слово, не задумываясь, не понимая, что перед ним стоит некто с обостренным чувством правды и поиском истины или неофит, который делает первые шаги. В Евангелии сказано, что соблазнам нужно прийти, но горе тому человеку, через которого они приходят (см.: Мф. 18, 7). Поэтому мне кажется, что и духовенству, и мирянам, которые давно в храме, нужно просто быть чуть-чуть повнимательнее и, прежде чем что-то сказать, включить голову, небольшую паузу сделать и подумать: а как это отразится.

— А почему так происходит: одна и та же среда, одни и те же храмы, только один человек уходит с обидой, а другому будто все нипочем? Может ли это зависеть от того, с какой мотивацией мы в Церковь приходим, чего мы ищем здесь?

— Во-первых, я думаю, это в принципе зависит от устроения человека. Обижаемся мы в основном по гордости, ведь порой человека задевает просто иное мнение. Есть такая интересная мудрость у святых отцов: боль мы обычно чувствуем от того, к чему сами расположены. Обижаемся на грубое слово? Скорее всего, эти же грубые слова говорим нашим ближним.

Мотивация — тоже очень мощный фактор. Безусловно, многие люди приходят в храм в надежде на то, что Бог должен им что-то дать, что храм — это место, где можно найти успокоение. У нас некоторые любят миссионерствовать, говоря своим близким: «Пойдем со мной в храм, помолимся, и все твои проблемы решатся. Ты сразу станешь здоровым, дети будут здоровые, послушные, будут хорошие оценки получать». И человек идет, начинает искренне молиться, а у него вместо ожидаемого хорошего вообще все разваливается. Почему? Да потому, что Господь порой совсем другого от нас ждет. Он говорил Своим ученикам: В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16, 33). Господь дает благодать Свою человеку, дает надежду на спасение, но при этом Он ему не обещает спокойствия. Он предупреждает, что будут трудности, будут проблемы, Его гнали, и тебя будут гнать. Поэтому не надо этому удивляться. И конечно, человек ждет, что все его трудности разрешатся, а здесь ему еще дополнительные трудности создали: какое-то замечание сделали, что-то запретили — вот и обида. Он в это мгновение вообще не осознает, что, может быть, Господь хочет его исправления, смирения.

Но, с другой стороны, нельзя не говорить о том, что в среде церковной, да и просто в нашем обществе много грубости, много невоспитанности, самолюбия. Даже если ты видишь какую-то глупость, ну зачем раздражаться, зачем больно делать человеку? Вспомни себя, ты ведь несколько лет назад точно таким же был. Ты этим путем уже прошел, так помоги другому, поддержи его. Дальше, если человек действительно как-то заинтересуется, проникнется церковным духом, многие вещи он сам поймет, потихоньку узнает.

Я помню замечательное наставление батюшки Кирилла (Павлова): «Если ты кому-то делаешь какое-то замечание, прежде всего смотри, чтобы не задеть самолюбия человека». То есть делай замечание так, чтобы человек не обиделся на тебя, не подумал, что ты насмехаешься над ним, или превозносишься, или хочешь его унизить. Ведь исправить можно только добрым словом.

У китайцев есть такая поговорка: «Научить нельзя, можно только научиться». Пока человек сам не захочет услышать нас и исправиться, бесполезно ему что-то говорить, тем более в резкой форме. Если человек действительно делает что-то не так, я бы попытался его заинтересовать, обняв любовью, вниманием, заботой. И дальше, если он сделает следующий шаг, тогда уже возможна корректировка. А если он, так сказать, зашел и вышел, ни тебе, ни ему ни жарко, ни холодно от твоих слов, ему же лишний повод обидеться.

Хотя и здесь могут быть крайности. Да, церковные бабушки в мое время могли и резкое что-то сказать, и обидеть, но для них Церковь была жизнью. Многих вещей, может быть, в богословии, в догматах, в канонах они не знали или не понимали, но они верили искренне. И поэтому их тоже, в свою очередь, ранило, когда они видели несоответствие поведения или внешнего вида человека месту, святыне храма. Они таким образом защищали свою веру, за которую еще совсем недавно можно было и пострадать всерьез. Да, форма не вполне правильная, но суть… И вспоминаю я об этих бабушках с ностальгией, потому что сегодня многие из приходящих в храм инертны: не только не задают вопросы, а даже, когда ты сам идешь к ним навстречу, не хотят ничего слышать, бегут от этого.

Вот я говорил о своих первых шагах в храме, как я был счастлив, когда любая бабушка, пусть даже в неприятной форме, мне что-то говорила, я это воспринимал как возможность открытия для себя Церкви, познания церковной жизни. Каждая строчка в книге для меня была приобретением. А сегодня информации много, возможностей много, а спроса на это гораздо меньше.

— Мы привыкли просто, как Вы думаете?

— Я думаю, что это касается не только Церкви. Это просто общество, мир меняется. Пресыщение информацией. Слово сегодня вообще обесценилось, люди не верят никому и ничему.

— При этом мы наблюдаем ненасытность по отношению к информации из области всякого рода развлечений: бесконечный просмотр каких-то глупых роликов по Интернету, практически непрерывное листание страниц соцсетей. Получается, что этой-то информацией не пресытились люди, они за ней тянутся…

— Нельзя этому удивляться, потому что добродетель всегда требует от человека внимания, усердия, труда, подвига, а развлечение ничего такого не требует. Да, отцы говорят: «Дай кровь и прими Дух». Для того чтобы достигнуть хотя бы небольшого результата в любом деле, немножко хотя бы преуспеть, нужно подвизаться, ограничивать себя.

Люди все-таки видят в Церкви, в церковной традиции и в верующих положительный образ— Да, Владыка, по моим наблюдениям, довольно большая часть обид на Церковь связана с тем, что людям, попавшим в это новое для них пространство, необходимо как раз сделать над собой какие-то усилия — принять заведенные правила: одеваться в определенную одежду, ходить там, где положено, говорить тихо, посещать огласительные беседы перед Крещением или венчанием. А человек хочет, чтоб все было так, как ему надо, как ему удобно: мне приходилось даже слышать претензии к тому, что храм оказался закрытым в 8 часов вечера. На Ваш взгляд, это продиктовано потребительским отношением к Церкви?

— Думаю, здесь опять-таки целый комплекс причин. Потребительское отношение нарастает во всех сферах человеческой жизни, и в церковной в том числе. Для того чтобы понять, кто прав, кто виноват, нужно обратиться с этим вопросом к Господу нашему — открыть Священное Писание. С чего в принципе начинается проповедь Христа? Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф. 4, 17). А до Него Иоанн Предтеча выходит на проповедь и так же прежде всего призывает к покаянию. Так вот, настоящая церковная жизнь может начаться только тогда, когда человек, дойдя до определенного рубежа и захотев его пересечь, отложит в сторону свою старую жизнь. Ведь что такое Крещение? Человек полностью с головой погружается в купель крещальную — образ гроба, куда вошел Христос и откуда вышел Воскресшим, и в этой воде ветхий человек умирает и воскресает к новой жизни. А в этой новой реальности многое не похоже на то, к чему мы привыкли. Мы привыкли обижаться, гневаться, подавлять волю другого собственной волей, а Господь ждет от нас совсем иного. И в церковной жизни — если человек не готов меняться, по большому счету он никуда и не продвинется, останется околоцерковным. Я, кстати, говорю не только о новоначальных, но и о наших постоянных прихожанах. Люди как-то очень тяжело меняются. Им трудно сделать над собой усилие, прислушаться к мнению другого человека, прислушаться к мнению Церкви. Поэтому и обиды возникают: да как это так, почему это я должен подстраиваться под Церковь?! Но, если человек ищет Бога, если он действительно стремится ко Христу, он должен отложить в сторону себя, свои привычки, свои хотения, и тогда начнутся перемены, и его посетит настоящая благодать.

Но подчас люди приходят в храм исполнить, по сути, какую-то формальность: знают, что надо крестить ребенка, или сами хотят креститься, а вдаваться в то, для чего — именно по учению Церкви, а не по собственному их мнению — человек принимает крещение, и что-то в жизни менять не собираются, просто не задумываются об этом. А тут другая реальность, которую им Господь не напрямую возвещает, а через нас — таких же точно людей, да еще и не всегда в корректной и приемлемой для них форме.

— А ведь порой людей задевает не столько необходимость принять какие-то правила, сколько нежелание сотрудников или прихожан пойти им навстречу. Например, пришел человек среди дня в храм, хочет помолиться у определенной иконы, поставить свечи, но видит: висят заградительные ленты, ни одна лампада у икон не горит, на его просьбу пропустить или зажечь лампады ему отвечают отказом — приходите, мол, перед службой. То есть всё говорит: тебя здесь не ждут, твои проблемы и потребности нам не интересны и не важны, да и сам ты не важен.

— Да, у нас такое бывает: помоют и завешивают лентой. И это неправильно. Храм должен быть пространством, открытым для каждого, кто вошел. Пришел человек, надо не просто его пустить, а взять за руку, подвести к иконе, рассказать, что и как. Стиль общения зависит прежде всего от воспитания и чувства такта.

Но, с другой стороны, знаете, я понимаю эту бедную уборщицу или батюшку, которые порой, как загнанные лошади, потому что и священников, и сотрудников у нас не хватает. Прихожан, к сожалению, не допросишься о помощи. Ты пришел, пересек ленточку, поставил свечку, как хорошо! А теперь спроси: «Может быть, помыть? Или чем-то еще помочь храму?». Об этой стороне дела как-то мало у нас думают.

Бывает ведь и так, что наши сотрудницы за свечным ящиком со всей душой обращаются к человеку, пытаются выяснить, что за проблема у него возникла, что ему необходимо подсказать, чем поддержать и помочь, а в ответ такие вещи слышат! Даже сквернословие подчас. А когда это несколько лет подряд? И вот эта свечница или уборщица другой раз сама не выдержала, сорвалась, какую-то резкость сказала…

Нет, я это не оправдываю. Нам, безусловно, надо до конца быть на высоте своего служения, ведь по нам судят обо всей Церкви. Поэтому я как архиерей требую от духовенства и сотрудников храмов, чтобы люди как можно внимательнее, с любовью относились к каждому приходящему, несмотря ни на что.

— Обиженный человек порой говорит: «Я больше никогда сюда не приду». Это же ужасная трагедия и, конечно, нелепая ошибка. Что бы Вы сказали ему?

— Если какая-то ситуация возникла, не надо закрывать себе дорогу к Богу. Если мы пришли в магазин и наткнулись на невежливую, неприветливую продавщицу, это ведь ни в коем случае не значит, что мы должны выкинуть продукты и больше никогда не заходить в продуктовые магазины. Это не может быть оправданием для обидчика, но может стать поводом для того, кого обидели, понять: обидевший нас человек — это еще не Церковь, существуют и другие сотрудники, и другие священники, и другие, в конце концов, храмы.

— Допустим, человек это понимает, но все равно внутри него эта обида болит. Как ее пережить?

— Молитва — лучшее средство исцеления от многих и многих страданий и искушений. Если ты веришь в Бога, идешь к Нему, нельзя останавливаться из-за обиды. Путь к Богу порой бывает очень тернистым. Нельзя таить обиду, нужно как-то суметь проявить великодушие, а иногда и попытаться посмотреть на ситуацию с юмором.

Иногда человеку, который требует чего-то от других, без конца делает им замечания, кажется, что он выполняет великую, возложенную на него миссию, что он почти как пророк, слово Божие возвещает приходящим людям. А послушаешь это «слово» и диву даешься. И здесь многое зависит от священника, от пастыря. Надо учить своих прихожан — и тех, кто давно в храме, и тех, кто только начинает свой церковный путь, — быть внимательными, вежливыми и прощать друг друга.

— Владыка, но как быть, когда обиду наносит сам священник? И эта обида еще более усугубляется неравенством положения: человек не может ни укорить священника, ни пресечь такое обращение. От ран, нанесенных пастырями — во время исповеди, в иных ситуациях, люди впадают подчас в столь тяжелое душевное состояние, что не могут даже молиться. Как тут быть?

— Конечно, горе тому пастырю, который поступает так по отношению к человеку. Это все равно, что ребенка обидеть. Нам, архипастырям, нужно очень внимательно смотреть за духовенством и рукополагать только тех, кто хочет работать с людьми. Знаете, когда совершается хиротония, в молитве архиерея звучат такие слова: «Божественная благодать, немощная врачующая и оскудевающая восполняющая пророчествует (имя) благоговейнейшего диакона во пресвитеры». То есть для пастырства выбирается не самый умный, не самый деловой, не самый красивый, высокий, умеющий хорошо слово сказать, а самый благоговейный. Это главное качество. А если он благоговеен к святыне, значит, будет так же относиться и к людям. Хотя в жизни и такой человек может ошибиться.

Что посоветовать обиженному пастырем прихожанину? Наверное, все равно постараться помолиться за этого батюшку. И посмотреть под другим углом зрения на все произошедшее. Конечно, человеку, который переживает какую-то трудность, искушение, бывает очень непросто, собравшись с мыслями, разобраться в себе. Но опыт и практика подсказывают: все, что с нами в жизни происходит, не бывает просто так. Скорее всего когда-то мы точно так же были не правы по отношению к ближнему нашему.

А если таковых причин нет, значит, вероятно, Господь тебя хочет испытать, подвигнуть к большему, зовет к какому-то великому делу. И ждет от тебя такого шага и усилия, которые поднимут на новую высоту.

Поэтому, мне кажется, что в принципе всегда нужно трезвиться и размышлять: что со мной происходит сегодня? В вечерних молитвах у нас есть вседневное исповедание грехов — день прошел, подумай, кого обидел, чем согрешил, и принеси Богу покаяние. Только внимательный человек может действительно как-то к Богу приблизиться.

Вот поэтому я бы посоветовал каждому, кто может попасть в такую ситуацию или, к сожалению, уже попал, сказать хотя бы «Господи, помилуй!» и попытаться задуматься: может быть, действительно есть то, ради чего Господь попустил это. Ну и просто вспомнить, что батюшка — человек, и то, что сказал, он сказал не как пастырь, а просто как такой же немощный: ему, скорее всего, тоже плохо.

Это опять-таки ни в коем случае не является оправданием для батюшки. Нельзя сознательно причинять кому-то боль, ощущая свою великую миссию и думая, что ты таким образом служишь Богу.

— Еще один повод для обид — отношения Церкви с властью. Церковь сегодня властью не гонима, мы видим, как успешно реализуются совместные церковно-государственные проекты. И порой люди, недовольные жизнью в стране в целом, обижаются не только на государство, но заодно и на Церковь. Почему, мол, она молчит и не указывает власть имущим на ошибки и грехи?

— Я не уверен, что единственный путь решения каких-то проблем в стране — это революционная деятельность Церкви. Больше скажу: я считаю, что это ничего, на самом деле, не изменит. А потом, не надо думать, что мы ничего не говорим. Просто брать трибуну и выступать по телевизору с обличением президента, премьер-министра, других чиновников — вряд ли мера, способная принести должные и нужные плоды. Но я знаю тех, кто старается в личном общении какие-то вещи корректировать и направлять. И знаю многих чиновников, которые прислушиваются к советам Церкви и стараются по мере сил и возможностей что-то менять к лучшему.

В том, что Вы сказали, есть и положительная сторона: значит, люди все-таки видят в Церкви, в церковной традиции и в верующих положительный образ. Они понимают, что есть добро, а что есть зло. И если они хотят в нас видеть доброе, если хотят, чтобы мы были лучше, чем мы есть на сегодняшний день, то это тоже очень хорошо: значит, не все еще пропало.

— Да, мы часто в ответ на бесконечное «Церковь должна» говорим о том, что Церковь вообще никому ничего не должна, кроме того, чтобы вести людей ко Христу. Мы постоянно твердим, что не надо на нас обижаться, потому что люди, которые уже являются частью Церкви, вовсе не святые, а только учатся любви, смирению, терпению и, конечно, совершают ошибки. А может, стоит сменить оборонительную позицию и просто попытаться разобраться, что нужно в себе исправить?

— Да, мы в самом деле немощные люди, мы иногда не оправдываем тех ожиданий, которые на нас возлагают, иногда ошибаемся, иногда малодушествуем. Но, может быть, наши читатели поверят, что среди церковных тружеников, среди духовенства, архиереев, просто прихожан есть очень-очень много хороших, искренних, добрых людей. И было бы действительно неправильно, если бы на все Ваши вопросы я стал говорить: «Это не так, не мы должны, а вы должны, мы не виноваты, а если виноваты, то вы еще хуже нас». Мне кажется, что в любой ситуации священник не имеет права ничего из себя изображать: он должен быть таким, каков он есть, и пытаться становиться лучше. И сказать: «Я знаю, куда надо идти, и сам туда пытаюсь двигаться, но у меня далеко не всё получается. Хочешь, пойдем со мной, давай вместе попытаемся что-то сделать». Я стараюсь поступать именно так. Вот ты чем-то недоволен? Давай, предложи какой-то путь решения этой проблемы, айда вместе с нами, попробуем! Потому что говорить всегда просто, а верят люди только делам.

Я убежден: когда нам говорят о наших личных недостатках, мы должны посмотреть, может быть, действительно в чем-то люди правы, и попытаться исправиться. Но, когда мы слышим злые слова и обвинения в адрес Церкви, нужно уметь за нее и постоять, потому что она для нас не пустой звук. Она для нас мать. Есть вещи действительно существующие, и на них нужно обратить внимание, задуматься и попытаться что-то изменить. Есть обвинения, которые высказываются просто по незнанию, и тут нужно вести просветительскую работу, а есть то, что предъявляют нам люди, которых мы не устраиваем в принципе — просто потому, что существуем. Единственный способ решения этой проблемы — самоликвидация Церкви. Но такую роскошь я не могу им обеспечить!

 

 Беседовала Инна Самохина
 
Пресс-служба Покровской епархии
Оставить комментарий
Поделиться в: